«Азбука традиционных ценностей». Серия IX. «Высокие нравственные идеалы»

Константин Малофеев: Продолжаем нашу «Азбуку традиционных ценностей». На этот раз у нас буква «И» — высокие нравственные идеалы.

Протоиерей Андрей Ткачёв: Начнём с того, что говорить о нравственности нужно в категориях запретов и разрешений. Если в культуре отсутствует слово «нет», то нет и самой культуры. Вообще, это фундаментальная вещь, которая сразу режет слух современным людям. Вспоминаются студенческие волнения во Франции 1968 года, так там один из плакатов гласил: «Запрещается запрещать». Но, на самом деле, культура начинается с запретов. Нельзя, условно, мочиться на могилу, произносить священные слова в непотребном месте или, скажем, прийти в Большой театр голым. Везде есть некие «штрихкоды», отсекающие ненужное.

Например, вся культура дорожного движения состоит из запретов. Все знаки либо ограничивают скорость, либо запрещают разворот, либо говорят — приготовься, двигайся, остановись… И там, где всё это сломано, гибели на дорогах будут так часты, что никто не будет из гаража выезжать. Именно поэтому здравый разговор о нравственности начинается с запретов, с системы табуированных вещей.

Если человек не видит различия между небесным и земным, профанным и сакральным, разрешённым и запрещённым, он теряет человеческое достоинство. Это одна из древних максим ещё ветхозаветных мудрецов. И это опять-таки значит, что сначала нам нужно научиться различать запрещённое и разрешённое. А уже потом мы узнаём, что человек иерархичен, и на одних запретах он жить не может. Если ты ему что-то запрещаешь, ты должен ему и что-то разрешить. И говорить, что поощряется и что священно.

Вообще, число заповедей, обращенных от Бога к еврейскому народу, составляло 613, которые делились на 365 и 248. 365 заповедей, по числу дней в году, носили запретительных характер, а 248 — обязывающий. Например, «чти отца и мать». Это обязательство, которое не обсуждается. Это — заповеди со знаком плюс, по числу костей в человеке.

Так вот, сначала надо определить систему необходимейших табу, а потом сделать следующий шаг — сформировать систему высших нравственных ценностей. Значит, есть ценности низшие и высшие. Скажем, сохранять свою собственную жизнь — это твоё право и необходимость. А жертвовать собой ради другого — это более высокая ценность. Так и выстраивается система иерархии ценностей снизу вверх.

Восхождение наверх определяется жертвенностью. То есть насколько ты способен пожертвовать своими силами, талантами, деньгами, временем, здоровьем. На высшем пределе — смерть человеческая, то есть умирающий «за други своя». Следовательно, нравственные ценности на нижнем этаже отсекают запретное, а потом ведут тебя наверх, и это равно крестоношению, восхождению на Голгофу. Здесь уже всё определяется именно жертвенностью: жертвенное служение доктора, учителя, сиделки у кровати больного, воина в военное время, священника в приходе. Там есть самоотдача. И именно мерой самоотдачи определяется высота или низость той или иной нравственной ценности.

Александр Дугин: Если мы говорим о высоких нравственных ценностях в контексте нашей культуры, нашей идентичности, а именно об этом идёт речь в законе о традиционных ценностях, мы должны обратиться к нашему духу. На мой взгляд, даже среди высоких нравственных ценностей тоже есть своего рода иерархия, о чём вы, отче, только что говорили. И я думаю, что мы будем правы, если скажем, что высшей нравственной ценностью является идеал святости. Именно идеал.

Это не значит, что мы можем стать святыми. Но если мы будем уверены, что никогда не сможем стать святыми, что это бесполезно, всё равно мы грешны, тогда святость иссякнет. Раньше и разбойники, злодеи иногда становились святыми. Первым человеком, попавшим в Рай, был разбойник на кресте. Вот — идеал святости, высшей нравственной ценности.

Вторая, на мой взгляд, высокая нравственная ценность, которая чуть ниже святости, и более доступная — это героизм. То есть самое первое — это отдать всего себя Богу. Героизм же — это отдать всего себя народу, своей культуре. Это уже, скажем, воинский героизм.

И третья высокая нравственная ценность — это честный созидательный труд и вообще честность. Это доступно уже любому человеку. Это высокая нравственная ценность — быть честным. Не искать легкие пути, отстаивать своё человеческое достоинство.

Но если мы расставим эти три нравственные ценности, то одна будет выше другой. Они все будут высокими, но возникнет настоящая гора Голгофа. И сегодня в Основах госполитики наконец говорится: вот так надо. Значит, отношение к священникам, к монахам, вообще к людям, которые движутся по духовному пути, должно быть соответствующим. Наши святые для нас — образцы. И, конечно, так же важны почести, которые мы воздаём честным людям. Это всё — высокие нравственные ценности. Их надо прославлять. Государство надо перестраивать в этом направлении, в нём должны почитаться святость, героизм и честь.

А.Т.: В советскую эпоху, действительно, прославлялся человек труда. Героями были рабочие, полярники… Это происходило в ту эпоху, которая стремилась к справедливости. Там также было уважение к ратному труду. Не было только святости.

К.М.: Это всё — имперские идеалы: святость, героизм, честь. Среди традиционных ценностей, которые перечислены в Указе № 809, мы прямо видим отсылку к тому, что мы — Имперская цивилизация. Потому что только в Имперской цивилизации нужны высокие нравственные идеалы. Ни в одном демократическом государстве их попросту нет — поскольку государство устраняется от того, чтобы каким-то образом воспитывать своих граждан и влиять на них. Там написано про солидарность, толерантность, терпимость, социальное государство, многоконфессиональность, мультикультурность. Про всё, что угодно, исходя из того, что дозволено всё. В демократическом государстве мы не можем устанавливать идеалы, потому что там все равны: добрый и злой, плохой и хороший. Они платят налоги — поэтому у них одинаковые права. Это государство, которое минимизировано до уровня обслуги.

Данный подход существует внутри Ханаана — богоборческой цивилизации, где главную роль играют корпорации и деньги. А государство должно лишь обслуживать их интересы и ни в коем случае не быть достаточно мощным, сильным и влиятельным, чтобы лезть в их дела. Там нет высоких нравственных идеалов. Потому что если их туда заложить, то первым же высоким нравственным идеалом окажется евангельский юноша, который должен отдать своё имение и идти за Христом. И тогда получится, что все должны устремиться в монастырь, а не прямой дорогой в список «Форбс».

Поэтому прописанные в Указе высокие нравственные идеалы прямо говорят, что мы собираемся вернуться на путь Имперской цивилизации. Потому что, повторюсь, святость, героизм и честь свойственны только этому типу цивилизации. Когда мы теряли святость, например, в Синодальный период, подчиняя Церковь государству вXVIII веке, мы не до конца были на своём пути. К концу XIX века мы опять начали на него возвращаться, но не успели, поскольку до этого очень разбалансировали наше общество, оно стало слишком потребительским, в нём стало слишком мало святости и чести. Потому что наступила эпоха мещанства, капитализма. Это началось со времён Александра II.

В советское время были прекрасные герои-полярники, была честь, но не было святости, не было Бога. А если в этом измерении нет Бога, то высокие нравственные идеалы в любой момент могут переписать и назвать нравственностью что-нибудь другое. Потому что нравственность должна быть прописана в какой-то священной книге. Если нет священного, то теряется всё остальное. Поэтому сейчас происходит чрезвычайно важный выход за пределы секулярного крючкотворного позитивистского законодательства. У нас появились высокие нравственные идеалы.

А.Т.: Да, действительно, святость существует именно как идеал, как рабочий идеал для того, чтобы существовала бытовая повседневность. Никто из нас, пиля какую-нибудь условную рейку для того, чтобы сделать лавку, не вымеряет её до микрона, как в Госстандарте. Но именно до микрона должен быть вымерен эталон. Потому что благодаря ему существует всё остальное, что мы режем, пилим, отмеряем, нарезаем.

К.М.: Благочестие.

А.Т.: Да, и повседневное бытовое благочестие. То есть мало быть хорошим человеком. Хороший человек не профессия. Праведность — гораздо более твёрдая валюта. Скажем, праведный торговец — это тот, у которого клубника хороша и наверху, и внизу. Праведный торговец, праведный земледелец — это человек, который смотрит на ближних, как на себя самого. Он не ест и не продаёт то, что уже пропало, под видом, что это хорошее.

Есть целый кодекс так называемой бытовой праведности. Но она существует только потому, что есть святость. Святость, праведность — это основа, без которой мы просто задохнёмся в быту.

А.Д.: Если говорить о высоких нравственных идеалах, например, в торговле, то есть очень интересный момент в Талмуде. В этом иудейском религиозном законе запрещена реклама. Считается смертельным грехом прославлять свои товары. Потому что так ты не даёшь человеку возможности выбора, не ведешь честной нравственной торговли. Вообще реклама — это настолько богомерзкая вещь, что она отрицается во многих религиозных законах.

А.Т.: Ибо хорошее не нуждается в рекламе.

А.Д.: Да. И каждый должен иметь возможность выбрать сам. Кстати, в этой традиционной ценности также интересен термин «идеал». Потому что идеал — это другое название для нормы. Мы думаем, что норма — это нечто усреднённое. А нормальным является не то, что более распространено, а то, каким нечто должно быть. Поэтому норма и идеал в философии — это почти одно и то же.

И идеал, фактически взятый как высокая нравственная норма, говорит: надо поступать так-то и так-то. Да, в жизни не всегда получается это сделать. Но всё равно, даже если мы никогда себя не ведём так, как предписывают идеал или норма, мы должны понимать, как надо себя вести, отдавать себе в этом отчёт. И жить с этим знанием.

А.Т.: Получается жесткое противостояние греху и смерти. То есть нормальность жизни обеспечивается наличием праведности и святости.

К.М.: Переводя с философского языка на обычный, мы должны добиться того, чтобы идеалы стали нормой.

Это была буква «И» — высокие нравственные идеалы.