Русская Церковь в Синодальный период (часть 1)

Советуем прочитать не только православным посетителям сайта СПЖ. Автор показывает нам Петра I и петровскую эпоху Великих перемен, которую принято называть все-таки, как неоднозначную. Россия стоит перед новыми глобальными переменами и угрозами, и очень хотелось бы избежать некоторых моментов, как в светской, так и религиозной жизни страны, которые сводили на нет многие хорошие начинания Петра.

Тема эта очень обширна. Мне хотелось как-то систематизировать, актуализировать, озвучить те наработки, а точнее большой массив выписок из разных прочитанных книг по этой теме. Приступаю к этой работе с двойственным чувством. С одной стороны, критичность — из-за несомненного понижения планки духовного уровня в этот период. Главный критерий, по которому оценивают уровень духовности общества — это количество канонизированных святых. Как известно, в Синодальный период случаи канонизаций были немногочисленны. Налицо контраст с предыдущим периодом истории Русской Церкви, когда были причислены к лику святых сотни подвижников благочестия. С другой стороны, я себя настраиваю на максимально благожелательное отношение ко всему светлому и чистому, что было в этот период. Это мое неизменное правило.

Приступая к раскрытию указанной темы, подумал: для чего я это делаю, с какой целью? Что можно сказать на эту тему после прекрасных работ прот. Георгия Флоровского «Пути русского богословия» и Н. Смолича «История Русской Церкви», например? Наверное, для того, чтобы самому лучше уяснить, систематизировать огромный материал в своей голове, через себя пропустить то, чем намерен поделиться с читателем, тщательней всмотреться в толщу более чем двухвекового периода нашей церковной истории. За долгие годы учебы в духовных школах, самообразования, у меня накопился большой объем материала по этому периоду (1700—1917 гг.). После предыдущих статей по церковной истории остался нераскрытым период с середины 17-го века, начала печальной памяти реформы патриарха Никона — предмет моего особого внимания. Даст Бог, об этом отдельно будет идти речь.

Сразу замечу, что настоящие заметки носят весьма фрагментарный характер и ни в коем случае не претендуют, даже близко, на относительную полноту.

Синодальный период истории нашей Церкви начинается с 1700 года, со времени смерти последнего Патриарха Московского и всея Руси Адриана, когда Петр Первый запретил избирать нового Патриарха. На протяжении 20 лет во главе Русской Церкви был Местоблюститель. Только в 1721 году, за четыре года до смерти Петра, был учрежден Святейший Правительствующий Синод — коллективный орган управления Церковью. Очень много материалов на эту тему оставили нам церковные историки. Учась в духовных школах, я познакомился с книгой историка Смолича, повествующей о правлении Петра Первого в первой четверти 18 века. Очевидно, что он благоволил протестантизму. Известен такой эпизод, когда Петр, будучи за границей, остановившись около памятника Лютеру, закатил восторженную, хвалебную речь в адрес этого реформатора. Сближению с Римско-католической церковью он не сочувствовал. Поразительно, что от абсолютно светского органа — Сената — в определенной степени зависело решение церковных дел. Московская Русь этого не знала, это было ей совершенно чуждо. Сенат касался даже вопроса о кандидатах на священные степени, или, скажем, темы разговоров в церкви. На эту тему, кстати, митрополит Владимирский Евлогий обратился к духовенству, где призывал воздерживаться от разговоров в алтаре. Написано обращение неподражаемым языком. Архиерей взывал, умолял подведомственное духовенство воздерживаться от этого зла. Мы знаем слова прп. Амвросия Оптинского: «За разговоры в храме посылаются скорби». И нам необходимо об этом постоянно помнить.

Важным источником по этому периоду являются «Очерки из истории Церкви» священника Сергия Мансурова (1890—1929 гг.). Находясь в лагере, в стесненных обстоятельствах, о. Сергий писал эти «Очерки» на пожелтевших квитанциях между строк, сидя на пне на опушке леса. Главный акцент в этих «Очерках» на следующем принципе: «История Церкви — это, прежде всего, история святых». Именно под этим углом зрения преподавал нам церковную историю в Московских духовных школах приснопамятный архимандрит Иннокентий (Просвирнин) (+1994 г.). В переходный период от патриаршего управления к синодальному жил свт. Митрофан Воронежский (1623—1703 гг.). Кстати, первая богослужебная книга, которая мне попала в руки (это было в годы учебы в школе в Донбассе), была служба свт. Митрофану дореволюционного издания. Дважды довелось послужить молебен Святителю в Воронеже в старом Покровском кафедральном соборе и в новопостроенном Благовещенском, где мощи находятся в настоящее время. В нашем храме есть большая частица мощей Святителя.

Когда на верфях Воронежа ходила холера, свт. Митрофан шел в очаги заразы, где соборовал, исповедовал и причащал, оставшись при этом живым. За своим епископом шли и священники, это поднимало дух народа. Когда Петр пригласил его в свой дворец, «украшенный» статуями языческих богов и голыми натурами, он так ответил: «Когда уберете это, тогда приду». Петр, нетерпящий никаких возражений, разъярился. Свт. Митрофан благословил звонить к последнему богослужению. Петр, услышав звон в неурочное время, удивился. Когда ему доложили, что это епископ Митрофан готовится к отшествию из земной жизни, улыбнулся и приказал убрать соблазнительные статуи. После этого случая мнение святителя Митрофана было определяющим — Петр советовался с ним по всем вопросам.

Святитель пожертвовал все свои деньги на строительство Азовского флота. Ежегодно он жертвовал деньги с запиской «на ратных». На Воронежской земле он основал 2 монастыря и построил 60 церквей. Известно его высказывание: «Трудись и богат будеши, воздерживайся и здрав будеши, бегай злаго — спасен будеши». После смерти Святителя Петр нес на своих плечах его гроб и со слезами на глазах говорил: «Нет у меня больше другого такого святого старца». Это была не просто реплика, а искренние слова.

Свт. Димитрий Ростовский в молодые годы по благословению старцев Киево-Печерской Лавры составил Четьи-Минеи. Работал он в основном по ночам. Для Церкви в этом источнике была очень большая нужда. До этих Четьей-Миней популярно изложенных житий святых для народа не было. Наряду с описанием житий подвижников благочестия в этом труде Святителя выведена вся проблематика церковных Соборов, вообще церковная история. Этот труд имел колоссальное значение для духовного укрепления русского народа. Митрополита Димитрия Ростовского по праву называют отцом Русской агиологии (науки о святых). О том, как он составлял жития, его научную лабораторию, тщательно на современном уровне науки раскрыл прот. А. Державин (+1962 г.) в своем труде «Четьи-Минеи митрополита Ростовского Димитрия как церковно-исторический и литературный памятник».

Прежде чем перейти к более подробному рассмотрению этой темы хотел бы сначала немного коснуться миссионерской работы нашей Церкви в связи с расширением пределов государства. Начну с Сибири. «Гнилой угол», мир преступных людей, каторжане под конвоем, множество острогов — такое представление бытовало о Сибири. В начале XVIII века здесь трудился митрополит Филофей (Лещинский) — бывший эконом Киево-Печерской Лавры. Работал он в тяжелых условиях. Быстро освоил языки малых народов. С христианским просвещением владыка Филофей и другие миссионеры несли культуру, азбуку, литературу, создавали письменность. Преемником митрополита Филофея стал митрополит Иоанн (Максимович) — дальний предок святителя Иоанна Шанхайского. На базе духовного училища, основанного митрополитом Филофеем, он учреждает духовную семинарию — первую в Сибири. Главный его письменный труд — «Илиотропион», где раскрывается тема о сообразовании воли человеческой с волей божественной. Память об этих святителях жива в Сибири до сих пор. Будучи в Тобольске в 80-е годы на Литургии в день памяти святителя Иоанна я видел представителей малых народов в своих национальных одеждах. Это потомки тех, кого он крестил.

Петр Первый. Об этой титанической, неоднозначной личности у меня накопился особенно большой материал. Помню, как студентом истфака Московского пединститута в «Историчке» (Государственной исторической библиотеке) я штудировал том за томом «Историю царствования Петра Великого» историка Н. Устрялова.

Петра Первого волновало, прежде всего, наличие конкурентов его власти. В памяти еще был жесткий конфликт царя Алексея Михайловича с патриархом Никоном, и, вполне естественно, он опасался такого двоевластия. Петр был сторонником абсолютизма, это то, что было в Европе, и чего не знала Московская Русь. Сугубо церковная жизнь его мало интересовала. В этой сфере много сомнительного было в его царствование: в монахи не постригали ранее 30 лет. Монастырям вменялась в обязанность забота об инвалидах, престарелых солдатах, т. е. делался акцент на социальном служении в ущерб основному монашескому деланию — молитве; в кельях монахам строго запрещалось держать чернила и бумагу, чем был нанесен удар по монастырскому летописанию. Известен факт, когда один монах на Соловках поплатился 16-ю годами тюрьмы за то, что держал у себя в келье перья и бумагу. Чего Петр опасался? Опасался оппозиции, переписки недовольных. Он испытывал неприязнь к монашеству, смотрел на него, как на враждебную силу, потому что нередко нити заговоров вели в какой-нибудь монастырь. Отсюда выходили подметные письма, священники были замешаны в стрелецких бунтах. Их тоже казнили. Сфера деятельности Петра I была государственная, а все остальное он рассматривал, как средство. На религию он смотрел как на необходимое условие могущества и благоденствия государства, основу народной нравственности. Поэтому строго наказывал оскорбление святыни; за небытие ежегодно на исповеди и за непричащение налагались штрафы и такие люди не принимались ни на какие государственные должности. К содержанию веры Петр был довольно равнодушен. Всем вероисповеданиям была объявлена полная свобода, окончилось гонение на непринявших реформы патриарха Никона. Петр испытывал неприязнь к Римскому папе, особенно к ордену иезуитов.

В факте Церкви Петр усматривал несколько различных явлений, не связанных между собою: доктрину, к которой он был довольно равнодушен; обряды, над которыми он смеялся; духовенство, как особый класс государственных чиновников, которому государство поручило нравственное воспитание народа. При этом воззрении Петр не мог понять монашество. Прямой пользы от него не было и долго он недоумевал, какое место дать ему в государстве и не лучше ли отменить его совершенно. Но этого он не мог сделать. И потому терпел монашество нехотя, ограничив и стеснив его во всех отношениях. Вопреки основному характеру монашества, он всячески старался дать ему практическое направление, извлечь из него какую-нибудь пользу. Он охотно обратил бы все монастыри в фабрики, в училища или в лазареты.

При нем Русская Церковь превратилась в часть Российского государства, и Синод, по сути, стал государственным, а не чисто церковным учреждением. «Ведомство православного исповедания» — так прямо и именовалась в то время Великороссийская Церковь. До этого Церковь имела свое почетное место в государстве, теперь все стало по-другому, что напрямую повлияло на ее авторитет. В 19 веке Ф. Достоевский писал, что Русская Церковь находится в параличе. Во многих случаях, писал Смолич, церковные решения имели своей целью не сугубо церковные нужды, а интересы государства, императора. Петр вначале наряду с другими коллегиями учредил Духовную коллегию, но потом все-таки переименовал ее в Святейший Правительствующий Синод. При этом указал: «Доброго офицера приставить к сему учреждению, сей коллегии, дабы он наблюдал за архиереями». Влияние протестантизма было налицо. Петр, как известно, полтора года путешествовал по Европе. Вернувшись, узнав о стрелецком бунте, головы стрельцам лично рубил. Кажется, порядка полторы тысячи стрельцов было убито, причем Петр к этой бойне привлекал сановников, чтобы повязать их кровавой порукой. Это событие было отражено в известной всем картине Сурикова «Утро стрелецкой казни». Церковное управление было реформировано по протестантскому образцу. Законодательным актом был принят Духовный регламент, составленный еп. Феофаном (Прокоповичем), выходцем из Малороссии, из Киева, учившимся на Западе. Для того чтобы учиться на Западе в католических школах, надо было отречься от Православия, на что и шли наши малороссы. Потом они возвращались в Православие, но был факт отречения от веры. Между прочим, по канонам, отрекшийся от веры может быть причащен только на смертном одре, в конце своей жизни. А эти, обучающиеся на Западе, становились архиереями. В Регламенте, что характерно, практически не было ссылок на церковные каноны, а только на государственную целесообразность. В нем предусматривался штраф с тех, кто не был год на причащении. К тем, кто уклонялся от выплаты штрафа, могли быть применены телесные наказания. Если до Петра, при Иоанне Грозном и раньше, запрещалось строить инославные молитвенные здания, то Петр издал Указ, разрешающий это делать. Прот. Георгий Флоровский писал: «В системе Петровских преобразований церковная реформа — был властный и резкий опыт государственной секуляризации».

Именно с Петра начинается великий и подлинный русский раскол… Раскол не столько между правительством и народом (как думали славянофилы), сколько между властью и Церковью. Происходит некая поляризация душевного бытия России. Русская душа раздваивается и растягивается в напряжении между двумя средочтениями жизни, церковным и мирским.

Государственная власть самоутверждается в своем самодовлении, утверждает свою суверенную самодостаточность, и во имя этого своего первенства и суверенитета не только требует от Церкви повиновения и подчинения, но и стремится как бы вобрать и включить Церковь внутрь себя, ввести и включить ее в состав и в связь государственного строя и порядка.

В строительной сутолоке Петровского времени некогда было одуматься и опомниться. Когда стало свободнее, душа уже была растрачена и опустошена… Нравственная восприимчивость притупилась. Религиозная потребность была заглушена и заглохла. Уже в следующем поколении начинают говорить «о повреждении нравов в России».

Формально главой Церкви в Петровское время был митр. Стефан (Яворский). По словам Смолича, он не выступал мужественно и открыто за интересы Церкви, против вмешательства в ее дела светской власти. У него не было взаимопонимания с царем, был он в какой-то внутренней замаскированной оппозиции, но активно выступить против не решался. Ему запрещали проповедовать на три года.

Феофана (Прокоповича) Петр присмотрел в Киеве вскоре после Полтавской виктории в 1709 г., когда тот произнес в Софийском соборе подобострастную речь и этим привлек внимание царя. Был он не чужд светским утехам. Даже Петр этим возмущался. Однажды он пришел в дом Феофана в разгар пира ночью. Все оцепенели, увидев царя. Феофан нашелся: взял бокал вина и пошел навстречу Петру, воскликнув: «Се жених грядет в полунощи!»

Одушевленное, бойкое слово и особенно пламенное сочувствие к современности, которого не имели другие проповедники, произвели глубокое впечатление на Петра. В 1711 г. после Прутского похода Феофан был назначен игуменом Киевского Братского монастыря и ректором Киевской духовной академии. Затем он был вызван в Петербург и в 1718 году стал епископом Псковским, несмотря на донос на него.

В эти годы проповеди Феофана особенно характерны. В Петербурге он был скорее публицистом по политическим вопросам, чем пастырем, учителем. По словам Смолича, Феофан в своих проповедях меньше всего воспринимается как проповедник, заботящийся о душах пасомых, о необходимости религии для верующих. Перед нами мирской оратор, разъясняющий и доказывающий с точки зрения права и теологических предпосылок то дело, которое проводил в жизнь реформатор Петр. Никто до него и никто после него не отдал столько сил и энергии на обоснование идеи самодержавия в таком абсолютистском западном варианте. Эту же идею он положил в основу своего сочинения «Духовный регламент», так как отношения между Церковью и государством были для него мыслимы только в смысле подчинения и служения государству со стороны Церкви. Вывод историка Верховского: «Духовная коллегия в концепции Петра и Феофана представляет собой не что иное, как церковную генеральную консисторию немецко-шведского типа, а Духовный регламент — свободное подражание протестантскому церковному порядку. Духовная коллегия есть государственное учреждение, устройство которого полностью изменило правовое положение Церкви в Российском государстве».

Историк Чистович в книге «Феофан Прокопович и его время» писал, что епископ Феофан рассуждал с точки зрения государственной пользы. На патриаршество он смотрел, как на опасного конкурента для самодержавия. Синод, якобы, будет обладать большей духовной свободой, т. к. не будет бояться гнева сильных. Синод, однако, не имел «законодательной автономии». Его распоряжения утверждал император. Отмена патриаршества, замененного по царской воле Синодом, произошла без созыва Собора русских архиереев! К каждому из них был просто направлен царский посланец с требованием подписать «Регламент» под угрозой наказания.

Как отмечает Л. Тихомиров, реакция русского епископата и народа, пораженного учреждением Синода и последующими его действиями, вызвала крутые усмирительные меры. Он пишет: «За первое десятилетие после учреждение Синода, большая часть русских епископов была в тюрьмах, была расстригаема, бита кнутом и прочее. В истории Константинопольской Церкви после турецкого завоевания мы не находим ни одного периода такого разгрома епископов и такого бесцеремонного отношения к церковному имуществу».

«Если бы на книгах, написанных Феофаном, не было его имени, то можно было бы подумать, что автором этих книг является профессор какого-либо протестантского университета» — писал о. Георгий Флоровский. Они пропитаны духом Запада, духом реформации. Автор приводит чисто рациональные аргументы, у него рациональный подход к Церкви. Нет сакрального понятия о Церкви как о Теле Христовом.

Учился Феофан в латинских школах. Впоследствии саркастически описывал латинских монахов. Братья Ликуды и Феофилакт Лопатинский составили бумагу о неправославии Феофана. Условием посвящения во епископы для него было отречение от крайних неправославных мнений. Все реформы Петра он объяснял с церковной кафедры. Почти все, что он писал, было написано по заказу Петра. И случалось, что он, угождая произволу Петра, жертвовал тогда правдой.

В книге «Правда воли монаршей» он писал о праве монарха назначать себе наследника по выбору. Это породило смуты.

Историк Щербатов пишет, что он был льстивым и корыстолюбивым, о чем свидетельствуют его просительные письма Петру. Однако он щедро раздавал деньги молодым людям, учащимся за границей. Был связан с Тайной Канцелярией. Следствием его интриганства было устранение конкурентов, например, Новгородского архиепископа Феодосия (Яновского). Его принцип: губить врагов, пока они не погубили его. Был в хороших отношениях с Бироном. Участвовал во многих политических процессах — плавал, как рыба в воде. При его петербургском доме была личная флотилия. Поддерживал госпитали, раздавал милостыню, помогал бедным студентам, прощал долги. Был прекрасно образован, гениально остроумен, имел огромную библиотеку. Школа, им основанная, была лучшей. Составил правила поведения учеников. Письма учеников проверялись. Угощал иностранцев и то, что они выбалтывали, будучи пьяными, сообщал Петру.

Чистович: «Какой это был находчивый и изворотливый ум, какая железная воля, какая настойчивость в достижении цели!»

Феофан Прокопович, будучи фактически главой нашей Церкви в течение ряда лет первой трети 18-го века, до самой смерти пребывал во всяких интригах. Чистович писал: «Феофан бросился со всей своей энергией в водоворот интриг и крутился в нем до самой своей смерти. Скольких людей он совершенно напрасно погубил, замучил безжалостно, предавал медленному огню пыток, отправлял в ссылку!» Умер Феофан в возрасте 55 лет.